Как я учила японский: Марай Ментляйн, ведущая программы NHK «Учим немецкий по ТВ», эссеист

Японские иероглифы, кандзи, я впервые увидела, когда училась в одном из начальных классов школы. Моя тётя повела меня в музей этнографии, и на одной из выставленных вещей был написан иероглиф «овца» (хицудзи, 羊). Я до сих пор помню это очень живо. Я и раньше немного интересовалась Японией, когда она попадалась в иллюстрированных книгах, но после этого первого личного опыта я влюбилась в кандзи. С этого и начинается моя «японская карьера».

Картины воображаемой Азии и «иероглифы»

Первые школьные годы – время фантазий. Я рисовала пейзажи воображаемой Азии и надписывала их «иероглифами», которые я выдумывала сама, неизменно включая в них и «овцу». Эти знаки обладали для меня, ребёнка, притягательной силой, они совсем не походили на немецкий алфавит, я чувствовала, насколько удобно использовать иероглифы, когда за каждым символом скрывается целое понятие, какой-то отдельный мир, и к тому же писать можно быстро (я даже сравнивала время, которое требуется для написания кандзи 羊 и соответствующего немецкого слова), и они занимают так немного места… В этом, особенно в последней части, наверное, проглядывает мой «немецкий прагматизм», – но, как бы то ни было, мне очень хотелось научиться писать кандзи.

Если речь идёт только об иероглифике, то можно было бы учить и китайский. Но с Японией у меня появилась непонятная связь, и в 14-15 лет я решила пойти на курсы японского для начинающих в нашей местной Культурной школе. Однако на уроках использовали латиницу, после konnichiwa (коннитива, «добрый день») сразу и внезапно пошёл страдательный залог, грамматика среднего и высшего уровня, и к окончанию курса я так ничего и не поняла.

Потом я узнала из газеты, что в школе старшей ступени в Киле создан «Японский клуб», и я поступила туда. Там с самого начала учили слоговые азбуки – хирагану, катакану, потом преподавали кандзи, использовали редкие тексты, рассчитанные как раз на учеников старших классов, и это мне как раз подошло. Мне очень хотелось научиться писать на «настоящем» японском языке, и чтобы понимать то, о чём говорилось на занятиях для более серьёзного уровня, я даже выучила базовую грамматику всего за день. При этом я делала карточки со знаками хираганы, по многу раз переписывала все буквы по порядку, и в конце концов с головой погрузилась в изучение японского в «Японском клубе». Правильный настрой иногда всё-таки очень важен.

Дневник для японских друзей

1999 году, когда мне было 16 лет, я одна поехала в Японию и десять месяцев училась в префектуральной школе старшей ступени в городе Химэдзи префектуры Хёго. Японский тогда у меня был на уровне «Я покупаю яблоки». Когда при мне говорили по-японски, мне приходилось мысленно примерять расслышанные знакомые слова к ситуации, и тогда я могла видеть только какие-то нечёткие контуры смысла сказанного. Пока я сочиняла в голове грамматически правильные японские фразы, к тому моменту, когда была готова их сказать, оказывалось уже поздно. В реальном разговоре так оно обычно и происходит. Стремление говорить правильно, нежелание ошибаться становились помехой в овладении языком.

Когда я училась в школе в г. Химэдзи, я участвовала в местных мероприятиях

Мне тогда очень помогли школьные друзья и телепрограммы. В школе у меня особенно близкие отношения сложились с двумя подругами, с одной из которых мы обменивались дневниковыми записями. Мы друг для друга писали по-английски и по-японски, исправляли ошибки друг друга и писали о том, что думали, чем хотелось поделиться. Говорила я медленно, зато в дневнике могла уделять необходимое для составления фраз на японском, и мой японский постепенно становился всё лучше.

Когда я училась, Интернет ещё не был повсеместно доступен, и учиться нужно было по учебникам и словарям. Тогда ещё было невозможно мгновенно искать слово по словарям. Я старалась связывать значение и употребление впервые услышанных слов и выражений, спокойно наблюдая, в каких случаях их используют. При просмотре новостных и развлекательных телепрограмм очень помогали субтитры. Даже простой просмотр телепрограмм помогает понять, как и с какой интонацией произносится то или иное слово. Сейчас, наверное, появились и более эффективные способы изучения, но я не считаю, что те мои усилия были затрачены впустую. Благодаря им мои уши как будто бы заново научились слышать, и я воспитывала в себе настойчивость.

Радость писать по-японски

В университете в Бонне я изучала японистику, и на третьем курсе я год училась в Университете Васэда.

Возле памятника Окума Сигэнобу в Университете Васэда во время учёбы

В японском университете я в основном учила японский. Когда овладела азами, я натолкнулась на стену. Дело в различиях между грамматикой, которую я учила, и реальным живым японским языком, на котором разговаривают в повседневной жизни. Помимо обычной разговорной речи есть ещё и вежливые стили – кэйго. Например, в школе нам часто говорили, что т. н. «двойное кэйго» – ошибка, и так говорить нельзя, – и несмотря на такую критику, в реальном обществе такое использование кэйго широко распространено. Справиться с этой проблемой несовпадения теории и практики мне помог интернет-дневник, блог, – они тогда только начали появляться и ещё не стали так популярны, как сейчас.

В первое время я начала вести блог на немецком языке, чтобы рассказывать о жизни в Японии семье и друзьям. Однако мои японские друзья тоже хотели читать мой блог, и я начала пробовать писать по-японски. Это стало важным начинанием. Блог – это не школьный предмет, и в нём я старалась не столько писать грамматически правильно, сколько использовать интересные японские выражения, свободно писать на «настоящем» японском, как я его чувствовала, записи в блоге стали для меня полем экспериментов, где я могла проверять свои знания. При этом блог – не изолированный дневник, в нём я могла общаться с окружающими и уточнять, насколько содержание блога правильно или уместно. Благодаря этому я смогла составить достаточное представление о том, что же такое «настоящий», живой японский язык.

Я работала ведущей и переводчиком во время визита в Японию австрийского писателя Андреаса Грубера (в центре) в марте 2013 года, когда он приезжал по случаю первого издания перевода на японский его книги “Rachesommer” («Лето мести»). Слева – Сакаёри Синъити, переводчик немецкой художественной литературы

Этот блог, который я вела на протяжении пяти лет, сильно изменил мою жизнь. Благодаря ему я не только улучшила своё знание японского языка, но и открыла для себя радость написания текстов. В японском языке особенно много слов, которые выражают понятия, связанные с эмоциями, у которых нет прямых аналогов в немецком языке. Мне они почему-то стали очень близки. Я, наверное, воспринимаю японский язык не совсем так, как японцы, – скорее, наоборот, – то, что я не являюсь носителем языка, позволяет мне выражать себя по-японски более свободно, чем могут японцы, для которых этот язык родной.