Место архитектуры в жизни общества: лауреат Притцкеровской премии Бан Сигэру делится своими мыслями

Открытый музей для всех

—— Поздравляю вас с Притцкеровской премией!

—— Это действительно высокая награда, но сам факт ее получения мало что изменит в моей жизни. Мне бы не хотелось, чтобы такого рода события на меня как-то влияли. Даже если на меня сейчас посыплются крупные заказы, я не стану расширять свою компанию и не готов браться за все, что предложат. Я хочу продолжать работать так же, как работал до сих пор – с не особо масштабными проектами.

—— Расскажите о концепции вашего последнего проекта – Музея изобразительных искусств префектуры Оита.

—— Хотя речь идет о музее искусств, я не хотел, чтобы он предназначался только для «ценителей» или стал чем-то вроде «черного ящика», не дающего возможности догадаться, что происходит внутри. Мне хотелось сделать его одинаково открытым для всех – то есть таким, чтобы даже не разбирающиеся в искусстве люди, попадая туда, могли бы получать удовольствие и с пользой участвовать в различных мероприятиях. Музей – это публичное пространство и, как мне кажется, оно не должно служить лишь какой-то одной группе населения. Исходя из этого, я отдал предпочтение открытому дизайну. 

Музей изобразительных искусств префектуры Оита: в дневное время – складные двери-панели подняты (вверху), в вечернее время – панели опущены (внизу).
(©Hiroyuki Hirai)

В 2010 году, когда я проектировал Центр Помпиду-Мец, филиал парижского центра Жоржа Помпиду, мне было важно работать с историческим ландшафтом города и с помощью дизайна подчеркнуть в первую очередь окружение, в котором находится музей. В Оите подход был прямо противоположным. Открытая структура здания беспрепятственно позволяла видеть снаружи интерьер музея, как бы приглашая посетителей очутиться внутри. Людям психологически гораздо легче зайти в здание с открытой конструкцией, чем в такое, куда попадают через дверь.

Помимо использования открытой конструкции, строение спроектировано так, что в нем можно было проводить не только музейные выставки, но и разные другие мероприятия. Проходя мимо, люди могут увидеть, что внутри происходит что-то интересное и решить заглянуть в музей. Типичный музей напоминает «черный ящик», потому что ты не знаешь точно, что тебя там ждет, пока не заплатишь за входной билет и не попадешь внутрь. Я же хотел создать другой музей, который бы оживил город благодаря и мероприятиям, и произведениям искусства.

—— В префектуре Оита есть несколько зданий, спроектированным вашим наставником, Исодзаки Арата.

—— Я работал в студии Исодзаки всего лишь год, но я не раз приезжал в Оиту посмотреть на его архитектурные проекты. Я начал совершать это своего рода паломничество к святыням, еще будучи совсем молодым человеком. То, что я выиграл тендер на строительство музея в Оите – это всего лишь совпадение. Но так как в прошлом я все-таки был на какое-то время учеником Исодзаки, я действительно очень рад, что мне представилась возможность тоже сделать здесь свой проект.

Японская архитектура, скованная нормативными требованиями

—— Что вы думаете о нынешнем состоянии японской архитектуры?

—— Япония больше не приемлет экспериментальной архитектуры. Нормативные требования ужесточились, особенно после скандала 2005 года, когда архитектор Анэха Хидэхицу сфальсифицировал строительные данные. На тот момент министерство уже утвердило, в соответствии со статьей № 38 Акта строительных стандартов, мой проект по строительству сооружений из картонных труб, но теперь тогдашнее решение недействительно. Правила пожарной безопасности для деревянных построек стали абсурдно жесткими. Такого рода нормативы не дают отрасли развиваться.

Я каждую неделю летаю из Токио в Париж и обратно. Токио очень чистый и упорядоченный, но он не так красив, как Париж. Париж – прекрасен, хоть в нем и нет порядка. Я думаю, что если каждое здание будет спроектировано красиво, со вкусом, то город расцветет и без жесткого плана, требующего неукоснительного выполнения. Это долг архитектора – строить красивые дома.

Для чего может пригодиться опыт архитектора

—— Вы известны не столько своими монументальными работами – такими как музеи и другие общественные сооружения, сколько так называемой «бумажной архитектурой» – строениями из картонных труб для районов с нуждающимся населением: например, для зон стихийного бедствия или лагерей беженцев. Все эти работы восходят к вашему первому проекту такого рода, разработанному в 1990-х годах – быстровозводимые дома в лагерях беженцев в Руанде. Расскажите о своем подходе к таким проектам.

—— Я начал работу в Руанде в 1994 году. В 1995 г. в Японии после Великого землетрясения Хансин-Авадзи основал некоммерческую организацию и начал работать в Кобэ. С тех пор эта организация почти каждый год осуществляет какой-нибудь благотворительный проект в местах, пострадавших от стихийных бедствий.

После того, как я стал архитектором, я начал думать о том, что в моей профессии почти никто ничего не делает на благо общества. Большая часть нашей работы – проекты по заказам привилегированного класса. Так сложилось исторически, архитектор должен был превратить чьи-то невидимые силу, власть и благосостояние в нечто такое, что сможет увидеть каждый. Именно для этого и нанимали архитектора, и он строил красивые дома и сооружения. По сути, с тех пор мало что изменилось, разве что состав привилегированного класса постепенно менялся.

Впрочем, это не значит, что я считаю, что элитарная архитектура – это плохо. Монументальные сооружения – это тоже важная часть нашего дела. Поэтому в своей профессиональной практике я постоянно слежу за тем, чтобы между этими двумя сторонами моей работы существовал баланс.

(С Баном Сигэру беседовал Харано Дзёдзи, представительный директор фонда Nippon Communication.)

(Оригинал статьи на японском языке опубликован 5 ноября 2014 г.)