Работа тюремного доктора – лечить отбывающих наказание: интервью с медиком исправительных учреждений Оотавой Фумиэ
Общество- English
- 日本語
- 简体字
- 繁體字
- Français
- Español
- العربية
- Русский
Работой по лечению физических и психических заболеваний лиц, содержащихся в местах заключения – осужденных и обвиняемых – занимаются медики исправительных учреждений, которые являются служащими Министерства юстиции, а сама их работа именуется пенитенциарной медициной.
Количество медиков исправительных учреждений постоянно изменяется, но по состоянию на 2022 год во всех 73 местах лишения свободы, а также содержания находящихся под стражей лиц, таких медиков насчитывался 291 человек. Они распределены по пенитенциарным заведениям, разбросанным по всей стране, и работают в статусе госудерственных служащих. Некоторым пенитенциарным медикам приходится отвечать сразу за несколько исправительных учреждений, и в своей повседневной работе они объезжают тюрьмы одну за другой.
Я совмещаю обслуживание трех мест – тюрьмы, исправительного учреждения для несовершеннолетних, а также пункта содержания под стражей, расположенных в регионе Канто и на периферии. Оказываю медицинскую помощь самым разным заключенным – от убийц, насильников, похитителей людей, нарушителей закона об огнестрельном оружии и мечах, а также употребляющих наркотики до несовершеннолетних правонарушителей. Лечу и тех, кому приговор еще не вынесен – лиц, содержащихся под стражей до определения наказания и начала отбытия приговора.
Смотровой кабинет за решеткой
Пациентов, желающих получить медицинскую помощь, очень много. Сначала санитар, который осуществляет регулярные обходы, опрашивает заключенных о состоянии здоровья. Зачастую эту функцию выполняет по совместительству тюремный надзиратель, получивший дополнительно соответствующую квалификацию. Многие из них сильные и физически крепкие люди. По большей части, за заключенными-мужчинами закрепляют санитара-мужчину, поскольку он может дать отпор в случае агрессии со стороны пациента, а также отреагировать на непредвиденные ситуации. Некоторые из пациентов в расчете на медицинскую помощь симулируют болезни.
Если санитар заключает, что необходимо внимание врача, то он приводит пациента на медосмотр. Есть врачи-терапевты, психиатры, в некоторых учреждениях – ортопеды, окулисты, стоматологи и другие специалисты. Ожидающим в приемной не разрешается разговаривать – действует «запрет общения». Он не допускает обращения к соседям с вопросами в духе «А у тебя что болит?». Поэтому всем приходится сидеть молча, глядя в стену.
В смотровом кабинете находятся несколько человек, в том числе санитар и надзиратели, так что врач никогда не остается с пациентом один на один. В некоторых смотровых установлено несколько столов, за которыми одновременно ведут медосмотр несколько врачей. В обычных условиях принято, чтобы в смотровой был только один стол, за которым врач принимает пациента один на один, но в тюрьме это недопустимо.
В смотровой врач и санитар не обращаются друг к другу по именам. Это предусмотрено для того, чтобы освободившиеся из заключения не имели возможности воспользоваться сведениями частного характера в дурных целях. Из-за этого медбратья не называют меня «Оотава-сэнсэй», как принято в общении с врачом в обычных условиях. Вместо этого они, например, говорят пациенту: «Пройдите к врачу за средним столом». Более, того, действует еще одно правило: на полу проведена полоса, которой обозначено расстояние между врачом и пациентом, и подходить ближе нельзя.
Сейчас на воле вовсю используются электронные истории болезни, а в пенитенциарной медицине пока что полностью преобладают бумажные документы, заполняемые вручную. Издавна заведено, что в бланках этих документов есть разделы, каких нет в историях болезни, используемых обычными клиниками – к примеру, о наличии татуировок, наличии пальцев, о шрамах и т. п. При этом прежде названия недуга в тюремные истории болезни обязательно заносится, какие правонарушения совершил пациент, является ли он рецидивистом, а также какой срок отбывает.
В моем случае медосмотр проходит только с утра, в день я осматриваю 14-15 пациентов. В обычных клиниках на воле этот показатель для амбулаторных пациентов доходит до 50 человек, так что по числу пациентов осматривать мне приходится немного. Тем не менее, помногу времени каждому не уделить. Поскольку пациентам не разрешается говорить на отвлеченные темы, общение ограничивается набором фраз, необходимых для медосмотра. Иногда с пациентом хочется пошутить или поговорить о чем-нибудь, ведь это дополнительный способ для врачевания ближнего. Но стоит начать беседовать с пациентом, как санитар тут же ставит на вид: «посторонние разговоры не положены», и уводит пациента. Это вызывает сожаление.
Почему я стала тюремным доктором
Почему я выбрала эту работу? Мой отец создал частную врачебную практику, и из чувства долга перед своими близкими я поступила в медицинский университет и стала доктором, но все-таки у меня оставались смутные сомнения, для чего же я стала врачом.
И вот от одного знакомого я узнала, что набирают медиков исправительных учреждений. Я подумала: «А ведь это может быть интересно». И поскольку ответственный из Министерства юстиции очень активно предлагал побывать непосредственно на месте и посмотреть, что и как, я решила: «Ладно, схожу». А посмотрев, подумала: «Может быть, это мне и подходит», и опять согласилась. Ответственный удивился и даже переспросил: «Вы действительно за это возьметесь?» А затем вопрос о моем назначении решился очень быстро.
Я решила, что мне это по силам потому, что мне совсем не было страшно. Меня часто спрашивают: «Как ты не боишься там, за решеткой?» Но когда я знакомилась с работой, при виде того, как заключенные выстраиваются в очередь к врачу, мне подумалось, что отношения между врачом и пациентом за решеткой и на воле не отличаются по сути. Некоторые люди, конечно, испытывают страх и негативные, дискриминирующие эмоции. А у меня их не было – напротив, мне подумалось, что именно лишенный этих чувств врач и должен работать в таком месте.
Проблемы пенитенциарной медицины
На деле страха не возникало и после того, как созрело решение стать медиком исправительных учреждений. У пациента, которого я осматривала сегодня, не было одного глаза, и пальца под самый корень. Членов криминальных группировок в тюрьме тоже много. А поскольку эти люди уже жили, будучи связаны правилами своей группировки, для них подчиненное правилам существование – дело привычное, и в заключении они ведут себя на удивление спокойно и тихо.
Если говорить о проблемах, с которыми сталкивается врачебный персонал исправительных учреждений, то это прежде всего численная нехватка врачей. Если в последнее время в крупных городах пополнение еще поступает, то на периферии сменять людей практически некому. Плохо, когда в тюрьмах, где содержится по нескольку сотен заключенных, совсем нет постоянного присутствия врача. Это безусловно требуется исправить.
В связи с ограниченностью бюджета, а также места для хранения, которым мы можем распоряжаться, ассортимент лекарств тоже очень ограничен. Что касается диагностического оборудования, нет ни одного места, где можно было бы проводить обследования МРТ, не хватает и мест проведения компьютерной томографии. Почему нельзя при необходимости поручать проведение такой диагностики внешним учреждениям? Все дело в том, что это требует выводить заключенного за пределы тюрьмы, для чего требуется несколько надзирателей, а также спецтранспорт для перевозки заключенного. Много времени отнимает и оформление необходимых документов, поэтому на выявление каждого заболевания требуется колоссальное количество времени. Между тем я остро чувствую, что опозданий с постановкой диагноза необходимо избегать и в местах лишения свободы.
Некоторые, возможно, полагают, что раз это тюрьма, то медицинскими осмотрами можно и пренебречь, но мы так не считаем. Медосмотры проводятся и в тюрьме – как при поступлении в заведение, так и ежегодно, включая рентген, анализ крови и т. д.
Каким должен быть медик исправительных учреждений?
Заключенный должен исполнить наказание, поэтому мы должны дать ему возможность работать. Для этого от нас требуется поддерживать их физическое и психическое здоровье. Чтобы снизить процент рецидивизма, важно, чтобы люди были здоровы душой и телом. В последние годы назревают изменения подхода к исправлению преступников, поскольку накапливается опыт, который говорит о том, что строгость наказания не приводит к тому, что человек начинает новую жизнь. Стало ясно, что не строгость наказания, а образование и поддержка возвращения к нормальной жизни способствуют снижению процента рецидивизма.
Помимо работы медиков, остается еще, например, много жестких условий. Имеется стресс от коллективного существования, есть и так называемые «деды» среди надзирателей, которые отличаются по-настоящему суровым обращением. При попытке им возражать они разражаются гневным криком, а если их при этом не слушают – наказывают, а за проявление недовольства сажают в карцер. Медицинское отделение в тюрьме – место с самой спокойной и расслабленной атмосферой. Поэтому люди и стремятся попасть на осмотр к врачу.
Это место, где можно пожаловаться, рассказать, где у тебя болит. Я считаю, что главная задача медика исправительных учреждений состоит не в том, чтобы напоминать, дескать, совершал плохие поступки – теперь терпи, а дать человеку понять, что есть место, где к его словам внимательно прислушаются. Сильнее всего мне хочется сказать о том, что когда человек выходит из тюрьмы, общество на свободе его не приемлет, на него смотрят так, словно камни бросают, и в конечном счете для таких людей не оказывается места, где они могли бы нормально жить. Предотвращение повторных преступлений – это отнюдь не та задача, которую можно решить только работой, ведущейся в тюремных стенах. Не менее важно создать механизм для приема людей, выходящих из тюрьмы на свободу. Над тем, чтобы изменить преступника, все мы, люди, работаем вместе.
Фотография к заголовку: Оотава Фумиэ отвечает на вопросы интервью (Снимок Амано Хисаки)