Логика требования «перемен» южнокорейской стороны: от вопроса «принудительного труда» через режим отношений 1965-го года вплоть до послевоенного примирения

«Конфронтация по всем направлениям»: история, безопасность, экономика

Нынешнюю ситуацию называют «самыми худшими японско-южнокорейскими отношениями в истории». Исключив Южную Корею из «белого списка» стран с надлежащим режимом экспортного контроля, правительство Японии увязало исторические проблемы с вопросами экономики, что, в свою очередь, вылилось в проблемы с обеспечением безопасности, поскольку правительство Южной Кореи отреагировало решением о разрыве двустороннего Соглашения об обмене информацией военного характера (GSOMIA). Это противостояние распространилось даже на повседневную жизнь населения, породив в Южной Корее движение за отказ от покупки японских товаров и вызвав в Японии своего рода «усталость от Южной Кореи».

Изначальным поводом для всех этих событий послужил вердикт Верховного суда Южной Кореи (вынесенный в октябре 2018 года) по вопросу так называемых «бывших рабочих-выходцев с Корейского полуострова» (так называемому «вопросу принудительного труда»). Хотя речь идет о гражданском иске, поданном частными лицами в отношении частных предприятий, правительство Японии, посчитав, что сложилась «ситуация нарушения международного права» (как следует из размещённого на вебсайте японского МИДа документа «О вердикте Верховного суда Южной Кореи в отношении японских предприятий»), потребовало от правительства Южной Кореи исправить положение.

В июне 2019 года правительство Южной Кореи наконец выступило с инициативой в формате «1+1», отвечавшей требованию японского правительства решить вопрос «через дипломатические каналы» (как предусматривает положение 1 Статьи 3 японо-южнокорейского Соглашения о правах требований). Предложение предусматривало учредить фонд на сумму, соответствующую величине, указанной в судебном постановлении о выплате «примирительных компенсаций», силами обвинённых японских предприятий совместно с корейскими предприятиями, выросшими на средствах Фонда экономического сотрудничества, который был создан на основании данного Соглашения. Но правительство Японии незамедлительно ответило отказом. К тому времени уже было конфисковано имущество японских предприятий, продажа которого, как ожидается, будет завершена в конце 2019 и начале 2020 года.

Если в прошлом двум странам даже в условиях распрей по историческим вопросам удавалось сотрудничать в сфере безопасности и экономики, то теперь между Японией и Южной Кореей происходит то, что именуется «полномасштабной конфронтацией». При этом, поскольку обе стороны считают, что причины – в другой стороне, каждая занимает непреклонную позицию и не намерена делать ни шага навстречу. Упорствуют не только национальные лидеры: политический курс властей пользуется поддержкой и у среднего избирателя. Это не оставляет места для улучшения ситуации.

Правосудие и дипломатия

Описанная перемена в отношениях Японии и Южной Кореи произошла на фоне ряда системных факторов.

Во-первых, это активная позиция южнокорейского правосудия. В особенности следует отметить действия Конституционного суда по сдерживанию перегибов политической ветви власти - импичмент и отстранение президента Пак Кын Хе (в марте 2017 г.), роспуск Объединённой прогрессивной партии (в декабре 2014-го) за «нарушение основ демократического порядка» и др. Эта активность затронула и японско-южнокорейские отношения: хотя по вопросу так называемого «принудительного труда» вердикт вынесен Верховным судом, по вопросу «женщин для утешения» решение (в августе 2011 года) принимал именно Конституционный суд.

В преамбуле Конституции Республики Корея говорится о том, что народ Кореи «продолжает» законное дело Временного правительства Кореи, основанного Движением 1 марта; однако на тот момент 1919 года территория Кореи являлась частью Японской империи. Временное правительство не было признано ни одним государством, а независимость Кореи была признана Сан-Францисским мирным договором (заключённым в 1951 году). Об учреждении правительства Кореи было объявлено 15 августа 1948 года, и оно отнюдь не было участником, приглашённым на переговоры о мире в качестве правительства страны-победительницы.

По вопросу о том, насколько законным было японское правление на Корейском полуострове (с 1910 по 1945 год), на переговорах о нормализации двусторонних дипломатических отношений велась ожесточённая борьба, и в конечном счёте Япония и Южная Корея сошлись на формулировке «уже ничтожно и не имеет силы» (already null and void) (Статья 2 Основополагающего соглашения между Японией и Южной Кореей). В то время как Япония толкует это обстоятельство как то, что правление «было законным по меньшей мере до поражения в войне» (в августе 1945 года), Южная Корея была с этим изначально не согласна, считая его «изначально незаконным» (null and void ab initio), но при этом она не стала создавать проблемы из данного разногласия. Это было мудрое решение политических лидеров «остаться при собственных мнениях».

Однако решение Верховного суда по вопросу «принудительного труда», наряду с решением Конституционного суда по вопросу «женщин для утешения», усматривают в упомянутой преамбуле Конституции юридическую норму, разъясняя, что «36 лет оккупации Японской империей» «недействительны, поскольку незаконны». Тем самым судебные решения пробуют на прочность двустороннее соглашение.

Воля народа и межгосударственные переговоры

Вторым системным фактором, обусловившим изменения в японско-южнокорейских отношениях, выступает «воля народа».

Долгие годы центральное место в противостоянии по вопросам истории занимала проблема «женщин для утешения», но в декабре 2015 года две страны наконец пришли к согласию об «окончательном и бесповоротном решении» данного вопроса. В отношении событий Второй мировой войны, когда «при участии вооруженных сил того времени чести и достоинству многочисленных женщин были нанесены глубокие раны» премьер-министр Японии Абэ Синдзо «снова» выразил «глубокое сожаление» и принёс «сердечные извинения».

Хотя в бытность президентом Пак Кын Хе из 47 остающихся бывших «женщин для утешения» 34 согласились с предложенной схемой примирения, администрация Мун Чжэ Ина расформировала учреждённый для этого фонд, заявив о «возвращении к подходу, в центре которого находятся пострадавшие».

Pacta sunt servanta («договоры должны соблюдаться») – один из основополагающих принципов права. В условиях, когда соглашение о «женщинах для утешения» фактически отброшено, поскольку вопрос так называемого «принудительного труда» непосредственно затрагивает межгосударственное доверие, позиция японского правительства состоит в том, чтобы не идти на компромиссы, поскольку у него нет на то никаких оснований. Более того, «принудительный труд», в отличие от проблемы «женщин для утешения», был обозначен в перечне южнокорейских требований по отношению к Японии, единовременно компенсирован и считался решённым вопросом даже тогда, когда в 2005 году правительство Южной Кореи пересмотрело свою позицию по правам требований со стороны частных лиц.

Наряду с этим в Южной Корее как вопрос «пострадавших бывших женщин для утешения японских военнослужащих», так и проблему так называемого «принудительного труда» воспринимают как национальные проблемы соблюдения прав человека. Там считают, что проект «справедливости переходного периода» (transitional justice), поднимающий подавление прав человека государственной властью до того, как в стране произошла демократизация, должен естественным образом распространяться и на дипломатию.

В частности, «прогрессисты» критикуют и президента Пак Чон Хи за ведение (в 1965 году) дипломатических переговоров о нормализации японско-южнокорейских отношений в обстановке военного положения и за «ошибки в улаживании счетов за прошлое», выразившихся в пренебрежении историческими проблемами и правами человека. Для них «справедливым улаживанием прошлого» было бы заставить Японию признать, что «36 лет японской оккупации» были «незаконны и неправомерны».

«Послевоенное примирение» и «режим 1965 года» в японско-южнокорейских отношениях

Третьим фактором системного характера является противоречие в вопросе «послевоенного примирения и пост-колониальных отношений».

В принципе, нормализация японско-южнокорейских дипломатических отношений 1965 года является «особым соглашением» в соответствии со Статьей 4 (пункт «а») Сан-Францисского мирного договора. Сам текст Сан-Францисского договора о заключении мира буквально выступает механизмом «послевоенного улаживания и установления дружественных межгосударственных отношений», и нерезонно искать в подчиняющихся ему соглашениях, каким, в частности, является Основополагающий договор между Японией и Южной Кореей, ответ на вопрос о законности колониального правления. Во время Второй мировой войны Южная Корея не находилась в состоянии войны с Японией. Нравится это кому-то или нет, но в то время она была частью Японии, а независимость обрела через отделение после поражения Японии в войне благодаря заключению Сан-Францисского договора. При этом страны-победительницы, обладавшие суверенитетом и до войны, не имели особых причин ни раздувать искры деколонизации, ни поднимать вопросы пост-колониальных отношений.

Хотя впоследствии в итоге принятия (в 1960 году) Генеральной Ассамблеей ООН Декларации независимости, провозгласившей независимость колоний и народов, а также ряда других шагов международные нормы и законы как таковые и претерпели серьезные изменения, в начале XX века колониальное правление было общераспространённой практикой действий «великих держав», и, вне зависимости от рассуждений о верности такого подхода, его решительно невозможно было считать заведомо незаконным. Заявленный президентом США Вудро Вильсоном «принцип национального самоопределения», с одной стороны, получив применение в Европе после Первой мировой войны, вместе с тем не стал общераспространённым в Азиатско-Тихоокеанском регионе, где, не считая Кореи и Филиппин, Великобритания осуществляла колониальное правление в Бирме, Франция – в Индокитае, Голландия – в Ост-Индии, а Япония – управление в соответствии с Южным Тихоокеанским мандатом.

По случаю 50-летия окончания войны (15 августа 1995 года) премьер-министр Японии Мураяма Томиити в своём официальном выступлении отметил, что «в недалёком прошлом наша страна в течение некоторого времени, выбрав ошибочный курс, шла по пути войны, поставив под угрозу существование своего народа и причинив своей колониальной политикой людям многих стран, в особенности, в странах Азии, огромный ущерб и страдания». Южная Корея высоко оценила эти слова. Но когда всего лишь два месяца спустя, отвечая на вопросы в парламенте, Мураяма заявил о том, что заключённый 29 августа 1910 года Договор об объединении с Кореей в существовавших в то время международных условиях был заключён и исполнен юридически действительным образом, это было воспринято всеми, в том числе и левыми силами, как «предел готовности Японии признавать историческое прошлое» – во всяком случае, в том, что касается законности колониального правления.

Эту позицию – «неверно, но законно и действительно» последовательно повторяли в своих официальных выступлениях премьер-министры Кан Наото (в 2010 году) и Абэ Синдзо (в 2015 году). Японско-китайская война (1894-1895 гг.), а также Русско-японская война для Японии периода Мэйдзи были ничем иным как почётным и славным процессом исправления неравных договоров, заключённых в конце эпохи сёгуната-бакуфу, и вхождения в круг сильнейших мировых держав.

В общем и целом было сделано заключение о том, что «довоенная» Япония ошиблась в выборе «нужного пути» начиная с маньчжурских событий (1931 года). Но с южнокорейской точки зрения исторические события трактуются иначе: поскольку сама Русско-японская война лишена дипломатической правомерности, присоединение островов Токто (так по-корейски называют острова Такэсима) к префектуре Симанэ (22 февраля 1905 г.) стало «началом японского вторжения, жертвой которого стала наша страна».

Большой вопрос «мирных изменений»

Учёный-историк Эдуард Халлет Карр, в своё время служивший в британском МИДе, в своей работе «Двадцать лет кризиса» (The Twenty Years' Crisis 1919-1939) в качестве серьёзной проблемы поднимает вопрос так называемых «мирных изменений». Если внутренние революции и международные конфликты признаются незаконными, то возникает вопрос о том, как изменять статус-кво мирными средствами, каким способом это вообще возможно сделать. Парижское соглашение (1928 года) об отказе от войн не смогло предотвратить начало Второй мировой войны, но страны, победившие в этой войне, в Уставе Организации Объединённых Наций ввели всеобъемлющий запрет «угрозы военной силой или использования военной силы». Сейчас, в 2019 году, формулировка «послевоенный международный порядок» по-прежнему подразумевает порядок после окончания Второй мировой войны.

В законный порядок естественным образом встраиваются стандарты поведения и баланс сил, существующие на момент составления закона. В Уставе ООН и ныне, по прошествии более чем 70 лет после войны, остаётся определение «вражеской страны». Постоянными членами Совета Безопасности ООН по-прежнему являются 5 стран-победительниц. Естественно, что в Японии, преобразившейся за это время из стороны, потерпевшей поражение в войне, в миролюбивое государство и, более того, в защитницу послевоенного миропорядка, существует определённое недовольство таким статус-кво.

В принципе, к этому же роду относится недовольство, которое Южная Корея испытывает в отношении «режима 1965 года» в двусторонних отношениях с Японией. На тот момент между Японией и Южной Кореей существовала подавляющая разница сил, а на переднем крае Холодной войны союз Японии, США и Южной Кореи и экономическое содействие со стороны Японии были приоритетом в сравнении со «справедливыми расчётами за прошлое». Между тем более чем за 50 последних лет Южная Корея догнала Японию по ВВП на душу населения, а в информатизации и в области прав человека считает, что даже опередила её.

Что является ядром правил и норм, на которых основан сегодняшний мировой порядок? И каким должен быть этот порядок в будущем? Что нам следует изменять, а что отстаивать в данный момент? В отношении основ нынешнего мирового порядка по всему миру то тут, то там то и дело выдвигаются возражения и возникают протесты. Проблема «принудительного труда в военное время», будучи с японской точки зрения не более чем попыткой изменить статус-кво в одностороннем порядке, фактически стала затрагивать не только «режим 1965 года» в отношениях Японии с Южной Кореей, но и сам подход к послевоенному примирению и послевоенному международному порядку.

В этом смысле «самые худшие за всю историю отношения Японии и Южной Кореи» являются скорее не проблемой специфичной идиосинкразии во взаимоотношениях двух государств, но элементом более серьёзной, универсальной головоломки.

Фотография к заголовку: Премьер-министр Южной Кореи Ли Нак Ён (слева) перед беседой с премьер-министром Японии Абэ Синдзо, 24 октября 2019 г., резиденция премьер-министра Японии (фотография предоставлена Jiji Press)

Статьи по теме

• Южная Корея отменяет договор о военной разведке с Японией
• Южная Корея: третий по величине торговый партнер Японии
• Президент Южной Кореи призвал Японию к диалогу и сотрудничеству»: «Олимпиада в Токио – прекрасная возможность идти к общему процветанию»
• Серьезная угроза японско-корейским отношениям
• Япония и Южная Корея: страны, обречённые на взаимное недоверие?
• Должны ли японские предприятия платить в Южной Корее компенсации за принудительный труд в военное время?
• Япония и Корея: путь к новым отношениям
• В чем настоящая причина трудностей налаживания отношений Японии и Южной Кореи?