Должны ли японские предприятия платить в Южной Корее компенсации за принудительный труд в военное время?

Весомый вердикт по «прежней Мицубиси»

В последние годы одно за другим появляются сообщения о судебных постановлениях, вынесенных южнокорейскими судами по искам, связанным с колониальным правлением Японии на Корейском полуострове, которые в Японии встречают бурной критикой. К таким судебным постановлениям относится, к примеру, решение Верховного суда Южной Кореи, признавшего законными требования о выплате компенсаций по иску южнокорейских граждан, подвергшихся принудительной трудовой повинности и вынужденных работать на японских предприятиях во время колониального правления Японии, а также временное распоряжение Окружного суда Тэджона, запрещающего передачу прав собственности и смену владельца до выяснения обстоятельств попадания в Японию одной из двух статуй Будды (предположительно созданных на Корейском полуострове в VIII и XIV веках) по иску одного из буддийских храмов Южной Кореи, утверждающего, что он является бывшим владельцем статуи. Иск был подан после того, как эти две статуи, похищенные из буддийского храма в Японии, были обнаружены в Южной Корее. В данной статье мне хотелось бы порассуждать о юридических особенностях и обстоятельствах этих постановлений, уделив основное внимание вердикту Верховного суда от 24 мая 2012 года (*1) о принудительном труде в военные годы на бывших предприятиях «Мицубиси дзюкогё». Это постановление, по всей вероятности, окажет сильное влияние на все последующие судебные процессы такого рода.

Истцами по данному делу выступили корейцы, которые вернулись на родину сразу после того, как Япония потерпела поражение в войне. Они прибыли в Японию по Декрету о национальном трудовом призыве (принятом в 1939 году) на основании японского Закона о всеобщей национальной мобилизации, будучи направленны на заводы бывшей «Мицубиси дзюкогё» (далее в тексте «прежняя "Мицубиси"» в Хиросиме, где эти люди подверглись атомной бомбардировке. В прошлом истцы уже проиграли суд по иску, поданному в Японии к нынешней компании «Мицубиси дзюкогё» (которую сформировали три компании прежней «Мицубиси», возникшие после роспуска конгломератов-дзайбацу по окончании войны), после чего истцы вновь обратились в суд уже в Южной Корее, где, несмотря на то, что выступавший в роли апелляционной инстанции суд в Пусане отклонил требования истцов, согласившись с решением японского суда, Верховный суд принял противоположное решение. Что же касается самих дел о принудительном труде в военное время, то в них сложным образом переплетены проблема юрисдикции, проблема признания судебных постановлений, вынесенных в Японии, проблема интерпретации межгосударственного соглашения о праве предъявлять претензии, а также проблема срока давности. Исходя из того, что стороны по-разному трактуют каждую из них, характерно то, что южнокорейский Верховный суд пришёл к решению, исходя из незаконности колониального правления и ограничения ссылки на право давности. Ниже я по порядку опишу основные предметы спора.

Признание решения японского суда апелляционной инстанцией в Пусане и вопрос о незаконности колониального правления

Верховный суд усмотрел нарушение в том, что суд апелляционной инстанции признал решение, вынесенное японским судом. Согласно Статье 217 Закона о гражданском судопроизводстве Южной Кореи, при наличии определённых условий допускается признание итоговых вердиктов, вынесенных зарубежным судом. Японский суд отклонил требования истцов по данному делу ввиду истечения срока давности, а апелляционный суд в Пусане признал отказ японского суда удовлетворить иск из-за истечения срока давности, не усмотрев в этом решении нарушений условий, изложенных в Статье 217 – «добросовестность и общественный порядок». Южнокорейский Верховный суд, напротив, счёл, что решение японского суда не удовлетворяет условиям Статьи 217, посчитав, что для признания вердикта японского суда необходимо рассматривать в комплексе не только содержание судебного постановления как такового, но также и его «причины, а также следствия, возникающие в случае признания решения иностранного суда». Это произошло из-за того, что в вердикте японского суда, исходя из нормативного признания законности колониального правления, содержится оценка о правомерности применения к Корейскому полуострову и к истцам Закона о всеобщей национальной мобилизации и Декрета о национальном трудовом призыве.

В отношении законности колониального правления Японии между Японией и Южной Кореей имеются серьёзные расхождения в понимании. Южная Корея называет его «насильственным захватом» и считает незаконным. Особенно резко расходятся позиции сторон о соответствии международному праву или незаконности второго японо-корейского пакта 1905 года (определяющего, что Япония осуществляет надзор и руководство внешней политикой Корейской империи того времени). Главные основания считать его недействительным состоят в том, что пакт был заключён под принуждением и не был одобрен императором, однако и в понимании фактов, и в понимании международного права между позициями японских и корейских учёных имеются принципиальные расхождения. Это связано с пониманием Статьи 2 Основополагающего договора между Японией и Южной Кореей 1956 года (Договора об основах отношений между Японией и Республикой Корея), гласящей, что «Все договоры и соглашения, заключенные между Японской империей и Корейской империей до 22 августа 1910 года признаются уже недействительными», поскольку в отношении интерпретации слов «уже недействительны» (в тексте на английском языке "already null and void" – «уже утратившие силу и недействительные») Япония и Южная Корея занимают разные позиции: японская сторона считает моментом наступления этой «недействительности» образование современного корейского государства в 1948 году(*2), между тем как Южная Корея считает, что все договоры и соглашения недействительны с самого момента их заключения.

Решение Верховного суда, ссылаясь на то, что преамбула послевоенной корейской Конституции (1948 года) гласит: «наследуя великий дух независимости Движения первого марта, провозгласившего миру основание Кореи…», а преамбула действующей Конституции указывает: «Наследуя власть Временного правительства Кореи, основанного Движением первого марта…», указывая на непрерывное наследование правления Движения первого марта (1919 года) и Чрезвычайного правительства, отмечает, что Статья 100 гласит: «Действующие законы сохраняют силу настолько, насколько они не противоречат настоящей Конституции», а статья 101 указывает: «Утвердивший настоящую Конституцию парламент может устанавливать особые законы для наказания за антинародные действия, совершённые до 15 августа 4278 (1945 по западному календарю) года, истолковывает это следующим образом: «Из юридических отношений, возникших вследствие незаконного правления Японии лишаются силы те, которые не соответствую духу конституции Корейского народа».

Если проследить за нитью корейской истории после присоединения Кореи в 1910 году, то сразу после возникновения так называемого «Движения 1 марта» было учреждено так называемое временное правительство Кореи, а 11 сентября 1919 года была утверждена конституция Корейской народной республики. Её утверждению предшествовало подписание в 1917 году ведущими членами временного правительства так называемой «Декларации единства», в которой заявляется: «Момент ликвидации верховной власти императора является моментом возникновения власти народа  ..., отказ от власти Императора Сундждона подразумевает незамедлительный переход суверенитета к народу страны»; таким образом подчёркивается, что именно потому, что корейский император оставил престол, суверенитет перешёл не к Японии - сюзереном стал корейский народ. Сильное различие с позицией Японии состоит в том, что если рассматривать ситуацию с такой точки зрения, то в связи с «узурпаторским характером» колониального правления неприемлемым является любое применение японских законов в период этого правления.

Вопрос применимости соглашения Японии и Южной Кореи об урегулировании претензий

В деле о принудительном труде в военное время непосредственно проблему может порождать содержание соглашения между Японией и Южной Кореей об урегулировании претензий (Соглашение между Японией и Республикой Корея об экономическом сотрудничестве и решении проблем, связанных с имуществом и правами предъявления претензий).

Спор ведётся по поводу того, что входит в состав претензий, об отказе о которых говорится в Статье 2(*3). Однако и в согласованных Японией и Южной Кореей протоколах о данном соглашении ясно указывается, что «в ходе переговоров Японии и Южной Кореи стороны подтвердили, что включены все требования в рамках представленного южнокорейской стороной документа под названием «Основные принципы требований Южной Кореи к Японии» (так называемые «восемь пунктов»), следовательно, недопустимо предъявлять какие-либо претензии, связанные с этими основными принципами.(*4) В «восемь пунктов» входят «средства, не выплаченные гражданам Южной Кореи, подвергшимся трудовой мобилизации», а также «возмещение ущерба лицам, подвергшимся принудительному труду из-за войны». Правительства Японии и Южной Кореи сходились в понимании, что вопрос этих требований является решённым.

В постановлении Верховного суда, напротив, утверждается, что «право требовать возмещения ущерба от антигуманных и незаконных действий, а также от нарушения гражданских прав, непосредственно связанных с колониальным правлением» не является предметом соглашения, более того, в вердикте говорится, что государство не может ликвидировать право частных лиц предъявлять требования, поскольку государство не более чем отказалось от прав дипломатической защиты. То, что соглашение об улаживании претензий не считает проблемой возмещение ущерба на основании незаконности колониального правления, и то, что в соглашении говорится лишь об отказе от права прибегать к дипломатической защите между двумя странами, признаётся и японским правительством,(*5) и пожалуй, можно утверждать, что в этом расхождение взглядов между японским правительством и южнокорейским Верховным судом отсутствует. Проблема состоит в том, считать ли мобилизацию в военное время как таковую незаконным деянием, и в этом юридические оценки Японии и Южной Кореи расходятся. Так, Хиросимский арбитражный суд, который рассматривал иск по данному делу в Японии, не признал незаконным принудительный труд как таковой, но вместе с тем признал нарушение обязанности заботиться о безопасности работников после того, как была сброшена атомная бомба.

Проблема истечения исковой давности

И в Японии, и в южнокорейском апелляционном суде в конечном счёте причиной отклонения исков послужило истечение исковой давности. Точкой отсчёта является 1965 год, когда было заключено основное соглашение о нормализации отношений между Японией и Южной Кореей, после чего стала возможной подача исков. Однако южнокорейский Верховный суд счёл, что даже если опираться на японское законодательство, и даже если считать срок давности истёкшим, «использование права защиты должника на основании истечения срока исковой давности» «подчиняется принципу добросовестности, который является одним из главных принципов гражданского права, а также принципу недопустимости злоупотребления гражданскими правами», а поскольку

(1) Южная Корея приняла точку зрения о том, что проблема прав предъявления претензий частными лицами была решена японо-корейским соглашением об урегулировании претензий;

(2) после заключения соглашения об урегулировании претензий Япония приняла последующие меры в виде Закона о мерах обеспечения прав собственности, и право истцов предъявлять требования в Японии не признавалось;

(3) то, что право требовать возмещения ущерба от незаконных действий, непосредственно связанных с антигуманными действиями и колониальным правлением Японии, не было ликвидировано соглашением об урегулировании претензий, постепенно стало очевидным из процесса рассмотрения поданного истцами иска, а также из публикации в январе 2005 года документов, связанных с соглашением об урегулировании претензий и объявлением в 2005 году официальной позиции Объединённым гражданским комитетом;

(4) имело место принятие Японией юридических мер, не могущих не вызывать сомнений по поводу идентичности прежней «Мицубиси» и ответчика (нынешней «Мицубиси дзюкогё»); а также по другим причинам имели место обстоятельства, препятствовавшие реализации права истцов до 1 мая 2000 года, и в этих обстоятельствах утверждения ответчика об истечении срока давности противоречат принципу добросовестности и соответствуют злоупотреблению гражданскими правами.

Значение вердикта южнокорейского Верховного суда

Как изложено выше, решение Верховного суда отличается от японской позиции в том, что оно рассматривает незаконными деяниями действия по принуждению к труду как таковые по причине незаконности колониального правления, а также в том, что оно рассматривает истечение срока давности со стороны истцов в качестве нарушения принципа добросовестности, а также злоупотребления правами. При этом, поскольку первое является традиционной позицией Южной Кореи, апелляционный суд в данном вопросе вероятно занимал ту же позицию, что и Верховный суд. Хиросимский апелляционный суд также установил наличие самого права требовать получения невыплаченной оплаты, а также право требовать возмещения ущерба в связи с ответственностью за небрежение обязанностью заботиться о безопасности (которые, однако, утратили силу в связи с истечением срока давности), при этом в отношении незаконности принудительного труда как такового, размышляя опираясь на различия взглядов, имевших место в прошлом с японской и корейской стороны, важным и отличным от прошлого в вердикте южнокорейского Верховного суда, вероятно, является обоснование причин отказа признавать действительность судебного решения, вынесенного в Японии. Деликатное признание фактического наличия обстоятельств, препятствующих выполнению исковых действий в период до истечения срока давности и смелое использование юридических принципов нарушения добросовестности, а также злоупотребления правами, наряду со ссылкой в постановлении суда на дополнительное конституционное условие Статьи 101 о ретроспективном наказании за «антинародные действия», внушают сильное ощущение «расчёта за прошлое». Однако такого рода признание наличия обстоятельств, препятствовавших своевременным действиям, сильно зависит от взглядов судей. На эту проблему указывают и в Южной Корее. (*6)

В Южной Корее 30 августа 2011 года Конституционный суд(*7) привлёк внимание своими решениями по двум делам, пострадавшими истцами в которых являются южнокорейские граждане – по делу так называемых «женщин для утех» и по делу пострадавших, подвергшихся атомной бомбардировке, признав, что и в том, и в другом случае недоработка южнокорейского правительства привела к ущемлению основных прав граждан. В обоих случаях в Южной Корее считают, что на истцов не распространяется соглашение об урегулировании претензий, но несмотря на это по данным проблемам правительство Южной Кореи предприняло недостаточно усилий. Решение Конституционного суда 2011 года было вынесено по делу о неконституционном бездействии государства, оно не имеет непосредственного отношения к решению Верховного суда 2012 года. Однако вердикт Конституционного суда «является определяющим для всех государственных органов и органов местного самоуправления» (согласно пункту 1 Статьи 75 Закона о Конституционном суде. В Южной Корее «определяющее» означает, что запрещаются действия, противоречащие вердикту Конституционного суда и вменяются в обязанность действия на основании действующего законодательства по активному устранению нарушения Конституции либо ситуации, противоречащей Конституции); более того, поскольку Конституционный суд как гарант соблюдения прав человека снискал большое доверие в южнокорейском обществе, не исключено, что к решению Конституционного суда приложил руку Верховный суд. Как бы то ни было, можно считать, что посредством этого решения правительству Южной Кореи было вменено в обязанность провести дипломатические переговоры, а в отношении японских предприятий оно открыло путь к разбирательству дел Верховным судом на основе внутринационального законодательства.

Однако, по данным официальных представителей истцов по делу прежней «Мицубиси», в отношении предприятий желательно общее решение через правительство, а не через суд. Кроме того, Верховный суд Японии в том, что касается «отказа» в праве требований тоже не имел в виду лишение прав требований как таковых, но лишь указал на утрату возможности обращаться в суд на основании этих прав(*8), что связывает его логику с логикой решения южнокорейского Верховного суда, и поэтому данная проблема в понимании представителя истцов должна решаться скорее в формате судебная власть двух стран против правительств двух стран, нежели противостояния Японии и Южной Кореи. С этой позиции можно считать, что и решение южнокорейского Верховного суда, и Конституционного суда с точки зрения истцов имеет аналогичный смысл - оказать давление на правительство Южной Кореи.

При этом решение Верховного суда 2012 года не выражает позицию всех 14 судей, причём двое из четверых принявших решение уже вышли в отставку. В связи с этим, вероятно, следует считать, что решение по поданной в настоящее время вторичной апелляции отнюдь не предопределено заранее, и необходимо обратить особое внимание на то, будет ли вынесен аналогичный вердикт.

(Статья на японском языке опубликована 11 декабря 2013 г.)

Фотография к заголовку: Южнокорейские женщины радуются победе иска с требованием выплаты компенсаций и возмещения в связи с принудительным трудом на бывшем заводе в Нагое компании «Мицубиси дзюкогё» во время войны на Тихом океане, 1 ноября 2013 г., Южная Корея, перед зданием Окружного суда Кванджу, фотография предоставлена Jiji Press

Статья по теме

• Япония и Корея: путь к новым отношениям
• В чем настоящая причина трудностей налаживания отношений Японии и Южной Кореи?