Полномасштабная «визуализация следствия»: ещё есть время кое-что переосмыслить

Обязательная визуализация распространяется на 2-3% общего числа уголовных дел

Прежде всего, введение визуализации не означает, что она вменяется в отношении всех допросов по всем делам.

Обязательная визуализация ограничивается делами, подлежащими рассмотрению судами с участием общественных судей – убийствами, опасным вождением, повлёкшим смерть, поджогами жилья, похищениями с целью получения выкупа, небрежением обязанностями опекуна, повлёкшим смерть и т. п., а также делами, которые ведутся силами специального следствия прокуратуры. В количественном отношении это порядка 2,3% от общего числа. Если исходить из позиции о том, что предметом визуализации должны стать все допросы, то этого совсем недостаточно. В то же время среди дел, о которых идёт речь, много особенно серьёзных, когда или нанесён крайне тяжёлый ущерб, или подразумевается тяжёлое наказание, либо дело вызвало большой общественный резонанс – так или иначе, но они вызывают у людей большой интерес. Разумеется, такие дела особенно важны и для следственных органов. Во всяком случае, хочется думать, что рамки визуализации, которая началась с таких дел, будут продолжать расширяться.

С точки зрения законодательства визуализация становится обязательной в 2019 году, но фактически по многим делам она уже осуществляется. Согласно материалам Национального полицейского управления, опубликованным в июне 2018 года, из 3197 дел, попадающих под этот порядок, аудио- и видеозапись велась в 96,2% случаев; на каждое из этих дел в среднем приходится 13 сеансов аудио- и видеозаписи общей продолжительностью 24 часа 41 минута. Пять лет назад на одно дело приходилось в среднем лишь 1,6 сеанса записи продолжительностью 44 минуты. Таким образом, и по числу сеансов аудио- и видеозаписи, и по её продолжительности налицо резкое увеличение. При этом более чем по 80% дел ведётся видео- и аудиозапись всего процесса допросов.

О важности процесса, в результате которого следствие получило признание

Смысл так называемой «визуализации» состоит в том, что она создаёт условия, в которых процесс расследования и данные человеком показания могут впоследствии быть проверены, что позволяет избегать необоснованных допросов, а также незаконных сделок с правосудием, а в случае, если имели место нарушения при расследовании – такая наглядность даёт суду возможность на основании видеоматериалов надлежащим образом сделать выводы о добровольности показаний. С точки зрения достижения этой цели нет никакого смысла вести видеозапись только на завершающем этапе следствия, когда все показания уже окончательно сформулированы. В прошлом при фальсификации вины имели место случаи, когда ненадлежащим ведением следствия человека принуждали к ложному «признанию», и уже после того, как это ложное признание было окончательно сформулировано, выполнялась запись, на которой человек давал соответствующие показания. При такой практике ведения записи она скорее станет фактором, порождающим сфальсифицированные обвинения. Важен именно процесс: каким образом велось следствие и какие показания при этом давались.

Раньше полиция была категорически против ведения аудио- и видеозаписи всего следствия. Вероятно, можно утверждать, что то, что эта самая полиция уже стала вести полную аудио- и видеозапись по более чем 80% дел, свидетельствует о том, что внесённые в законодательство поправки приносят весомые результаты.

Но это отнюдь не означает, что в том, как осуществляется визуализация следствия, нет никаких проблем.

Видеоматериал следствия должен выступать не весомой уликой, а лишь вспомогательным свидетельством

Во-первых, начало «визуализации» на этапе, когда человек уже подвергнут задержанию и аресту, выносит за рамки этого механизма добровольность при расследовании по месту жительства. Пока человек не арестован, с юридической точки зрения все его действия совершаются «по собственной воле», но фактически во многих ситуациях человек, в отношении которого ведутся следственные действия, не имеет возможности сказать «нет» или просто встать и уйти.

Есть немало примеров, когда человек как будто в нормальном порядке и «добровольно» был подвергнут следственным действиям, близким к принуждению, не смог сопротивляться тому, чтобы быть назначенным на роль преступника, вынужденно сделал ложное признание, а в результате подвергся аресту и был ошибочно осуждён. Более того, имеется немало случаев, когда человек «добровольно» подвергался допросам на протяжении нескольких часов подряд и был вынужден оговорить себя. Если в такой ситуации аудио- и видеозапись не велась до предъявления ордера на арест, то невозможно подтвердить, что в самый важный момент, когда произошёл переход от отрицания к признательным показаниям, следственные действия совершались надлежащим образом.

Ещё одна проблема состоит в том, как использовать на суде материалы аудио- и видеозаписи. Со стороны полиции налицо желание использовать материалы видеозаписи, которая в принципе должна служить вспомогательным свидетельством, позволяющим проверить, велось ли дознание надлежащим образом, и судить о том, были ли добровольны показания, данные на этапе следствия, вместо этого в качестве средства, позволяющего судить о достоверности протоколов или даже более того – в качестве фактического свидетельства взамен протоколов. Это объясняется тем, что в делах, по которым имеется мало объективных свидетельств, материалы видеозаписи следствия могут послужить мощным оружием установления виновности. Генпрокуратура рассылает прокуратурам всей страны циркуляры, побуждающие использовать материалы аудио- и видеозаписи следствия в качестве фактического доказательства.

Есть немало случаев, когда суд использовал в качестве доказательства материалы видеозаписи следствия. По данным Верховного суда, примерно за два года с начала мая 2016-го по конец мая 2018-го года на судебных процессах, завершившихся в окружных судах по всей стране, по 325 делам были поданы запросы на воспроизведение видеозаписи следствия на суде. В 181 случае это требование было удовлетворено.

Между тем видео- и аудиоматериалы обладают колоссальной силой воздействия. С ними не сравнятся никакие слова в протоколах. При этом изображение снимается под таким углом, чтобы запечатлеть главным образом вид подозреваемого, и это приводит к тому, что судьи начинают смотреть на подозреваемого (предстающего в качестве обвиняемого перед судом) глазами следователя. Поэтому судьям, как профессиональным, так и общественным, глядя на то, как признаётся обвиняемый, легко склониться к мнению о его виновности. А ведь от них требуется прежде всего оценить весомость разнообразных свидетельств и составить суждение о достоверности протоколов с показаниями и о наличии либо отсутствии состава преступления. В связи с этим высказываются опасения о том, что решение о виновности либо невиновности может определяться впечатлением, которое производят видеоматериалы.

«Дело в Имаити» как средоточие проблем, связанных с визуализацией следствия

Особенно ярко две описанные выше пробемы высветило так называемое «дело в Имаити».

В декабре 2005 года в городе Имаити (ныне г. Никко) префектуры Тотиги была убита ученица первого класса начальной школы. Её тело было обнаружено в горной местности в префектуре Ибараки. Следствие столкнулось с трудностями. Более того, по прошествии почти двух лет выяснилось, что образцы ДНК мужчины, обнаруженные на нескольких частях тела, на самом деле принадлежат одному из следователей; были выявлены и другие некомпетентные действия в ходе расследования.

Затем в январе 2014 года вместе с матерью по подозрению в нарушении закона о торговых марках за продажу фальсифицированных фирменных товаров был арестован 32-летний мужчина. Судя по всему, с момента ареста полиция рассматривала его в качестве подозреваемого по делу об убийстве. Мужчина продолжал оставаться под задержанием и после того как ему были предъявлены обвинения в сбыте фальсификата, и его допрашивали в связи с убийством девочки.

Следственный орган проводит дознание с задержанным на добровольной основе, поэтому даже после вступления в силу поправок у него нет обязанности вести запись, так что вопрос о том, вести её или нет, следствие решает по своему усмотрению. Поскольку участие в следствии считается добровольным, подозреваемый не обязан идти навстречу, и даже будучи задержан полицией и помещён в помещение для содержания задержанных, он может отказаться участвовать в допросах. Но фактически задержанному подозреваемому отказываться от допроса ещё труднее, чем тому, кому задают вопросы на дому.

В данном деле дознание велось на «добровольных» основаниях начиная с 18 февраля 2014 года, когда было возбуждено дело о нарушении торговых марок. Первая видеозапись была сделана во второй половине этого дня на допросе у прокурора. Но на утреннем допросе, когда мужчина, как считается, впервые сделал признание, запись не велась. На этапе полицейского расследования в течение 21 дня – на протяжении в общей сложности 85 часов – велись допросы на «добровольной» основе, и всё это время не делалось ни аудио-, ни видеозаписей. На основании признания, полученного в результате всех этих допросов, 3 июня того же года мужчина был арестован как подозреваемый по делу об убийстве.

Видеоматериал, сильно повлиявший на процесс с участием общественных судей

На судебном процессе первой инстанции в окружном суде Уцуномия из всех аудио- и видеозаписей в суде было показано в общей сложности 7 часов 13 минут материла, запрошенного обвинением и защитой. Они включали себя момент, когда мужчина, будучи больше не в силах сопротивляться бурному натиску прокурора, говорящего: «Хвать врать, это же трусость», с криком: «Не могу, больше не могу», вскакивает и пытается покончить с собой, выбросившись из окна. Был там и эпизод, когда уже после предъявления обвинения и ареста на спокойно заданный вопрос другого прокурора «Это вы убили, не так ли?» он отвечает «да», после чего, помогая себе жестикуляцией, рассказывает о том, как произошло убийство.

На процессе мужчина отрицал свою вину, однако воздействие на суд кадров признания, сделанного на этапе следствия, оказалось очень велико. Это чувствуется и по обвинительному заключению суда по данному делу.

«При вопросе об убийстве обвиняемый с самого начала выглядел сильно потрясённым, а после этого, не отрицая, не сообщая подробностей, показал, что ему необходимо время для того, чтобы прийти в себя, что решительно неестественно для не имеющего никакого отношения к данному убийству человека, которому предъявлены такие подозрения».

«Его вид даёт основания считать, что он колеблется и сомневается, сознаваться или отрицать вину, из страха тяжести наказания».

После того, как был зачитан вердикт, согласившийся на пресс-конференцию общественный судья также признал, что просмотр видеоматериала оказал сильное влияние, о чём можно судить по словам: «В отсутствие решающих свидетельств решение было принято по аудио- и видеозаписи» и «На основе одних лишь косвенных доказательств прийти к решению не удалось бы».

Прокуратура и суд должны вернуться к изначальной цели визуализации следствия

В связи с этим в своём решении по апелляции 3 августа 2018 года Токийский апелляционный суд выразил сильное сомнение в отношении судопроизводства в первой инстанции, где пытались убедиться в достоверности протокола с признательными показаниями, устроив просмотр видеозаписи и выясняя обстоятельства на следствии. Критика была высказана и в отношении того, что суд убедился, что обвиняемый – преступник, воспользовавшись видеозаписью. Наличие возможности благодаря видео- и аудиозаписям увидеть и услышать, как обвиняемый вёл себя во время следствия «неминуемо ведёт к тому, что суждения составляются интуитивно на основе внешнего впечатления», и есть опасения, что это вредит спокойному взвешиванию фактов, – предостерёг апелляционный суд.

Можно сказать, что данный вердикт по апелляции, высказывая сомнение в решении о достоверности показаний, вместе с тем считает надлежащим подход к использованию судом видеоматериалов следствия.

Пользуясь случаем, хотелось бы пожелать, чтобы и прокуратура переосмыслила свой подход к использованию аудио- и видеозаписи, и суд стал более осторожно подходить к их воспроизведению на судебных процессах. Визуализация вводилась для того, чтобы обеспечить надлежащее ведение дознания, а также верные суждения о добровольности показаний, и следует вернуться к исходным целям её введения.

Обеспечить запись всего процесса следствия, включая любые «добровольные» ответы на вопросы

Кроме того, вероятно, необходимо переосмыслить позицию, согласно которой при проведении «на добровольной основе» допросов по другим делам человека, находящегося под арестом в связи с предъявленными ему обвинениями, следствие считает, что оно «не обязано вести аудио- или видеозапись». Человек фактически лишён личной свободы и круглосуточно находится в руках следствия, и в этих условиях нерезонно расценивать ситуацию так же, как если бы он находился у себя дома. Когда в суде возникает спор о добровольности показаний, можно ли удовлетвориться аргументом: «запись не велась, поскольку ответы давались на добровольной основе»? Хотелось бы, чтобы следствие изменило свой подход, и чтобы впредь, когда по реальным делам возникает спор по данному вопросу, суд имел возможность делать выводы надлежащим образом.

Ведение аудиозаписи того, как велись допросы и опросы причастных, позволит обеспечивать более высокую точность сведений, излагаемых в протоколах и следственных заключениях. Если дознание ведётся надлежащим образом, это легко подтверждается. Визуализация не является чем-то негативным и для следственных органов. По моему убеждению, аудиозапись должна вестись и помимо вменяемых в обязанность законом рамок – на всех допросах и при любых добровольных ответах на вопросы.

Поскольку ведение только аудиозаписи не требует серьёзного оборудования, с этой задачей позволит справиться небольшое записывающее устройство. Проводимые полицейскими опросы непосредственно после того, как стало известно о происшествии при ведении аудиозаписи тоже будут точно фиксировать свидетельства, пока события ещё свежи в памяти людей. Есть устройства, которые при стоимости в обычной продаже около 3 000 иен позволяют вести аудиозапись более 1 000 часов. По всей вероятности, если приобретать их единовременно на весь личный состав управлений полиции префектуры, цену можно сбить ещё ниже. Число полицейских по всей стране составляет около 260 тысяч. Даже при стоимости 3.000 йен за единицу, обеспечить каждого из них таким устройством обойдётся в 780 млн йен. Если это даёт возможность резко сократить число случаев следственных ошибок, то, может быть, цена не так уж высока?